Читать книгу "Алмазная пыль  - Анастасия Логинова"

Что-то вечер перестал быть томным. Ссориться мне с работодателем не хотелось – а все к тому шло. Как там говорилось в моем любимом сериале? Ничего хорошего не происходит после двух часов ночи? Вот именно. Так что, устало качнув головой, я поднялась, было, с кресла, чтобы просто уйти. Но и шага не сделала: он схватил меня за руку.

Не с силой, с мольбой.

Руки у Георга были совсем не похожи на руки брата. Мягкие, гладкие, с отполированными ногтями и ослепительно-белой кожей. Даже нежнее, пожалуй, чем мои собственные.

– Марго… – без голоса позвал он.

Поднялся тоже, нависнув над моим лицом, обезоружив и приковав к месту своими дьявольскими глазами. Осторожно убрал со щеки выпавшую прядь, отчего по коже сейчас же побежали толпы возбужденных мурашек. Все-таки этот мужчина имеет надо мной какую-то необъяснимую, мистическую власть… Я чувствовала себя безвольной на все согласной куклой, когда он требовательно придержал меня за затылок и прижался к моим губам.

– Не отталкивайте меня, Марго, прошу, – выдохнул он, отпустив меня лишь на миг. – Нынче ведь я шел к вам. Сидел здесь и как мальчишка набирался смелости.

Врёт… – понимала я, но млела, пока он жарко целовал мою шею и плечи. Зарывалась пальцами в неожиданно мягкие его волосы – и все равно отлично понимала, что он врёт.

Он до сих пор помнит свою мертвую жену. До сих пор видит в каждом темном углу, до сих пор ее любит. Ну а последняя любовница предала его самым мерзким образом: разумеется, мужчине, самолюбивому и гордому, вроде фон Гирса, после такого фиаско требуется немедленно самоутвердиться за чей-нибудь счет. Доказать, что он не осёл, ну и все такое. А глупая гувернантка, радостно распустившая слюни, отлично для этого подходит. Он сам об этом и сказал в начале нашей беседы.

Вот так наваждение и спало окончательно.

С волос я отпустила руки ему на плечи и мягко отодвинулась.

– Хватит, Георгий Николаевич. Я знаю, что вам до сих пор больно, но, право, вам лучше внимательней присмотреться к другим девушкам. Та же Вера…

– Слышать о ней не желаю! – зло отмахнулся Георг и опять с жадностью притянул меня к себе. – Мне нужна ты, Марго! К черту Веру, к черту всех прочих!..

– Георгий Николаевич! – Мне пришлось применить силу на этот раз, чтобы освободиться от него. – Вы хотите весь дом разбудить?!

И он взял себя в руки, слава богу. Отступил и устало потер лицо.

– Нет, конечно… Прости, Марго, на меня и правда нашло что-то… Иди спать. И я пойду.

– Идите-идите! – напутствовала я, плотнее запахивая пеньюар.

А когда он и правда ушел… неожиданно испытала что-то похожее на сомнения. Я жалела, что ли, что он сдался так быстро? Да нет: может, я и глупая, но не настолько.

На цыпочках я прошла из столовой в Гобеленовую и через стекло выглянула в вестибюль. Фон Гирс, спустившись по лестнице, ушел в свое крыло. Не отправился искать утешения с какой-нибудь более сговорчивой горничной. Хотя, среди персонала есть девицы очень даже ничего, посвежее меня.

Может, я ошиблась в нем?

И как горячо он выплюнула это «К черту Веру!». Словно думал о ней уже в подобном ключе – и никаких интересов она в нем не возбудила. Если так, то, выходит, путь к его сердцу все-таки свободен…

Против моей воли в воображении тут же поплыли нереальные, идеалистические картинки будущего. Того самого, в котором Георг учит Надюшу держаться в седле. Только теперь в тех фантазиях была и я… Я смеялась, когда пони уплетал яблоки, которыми кормила его Надя, радовалась тому, что радуется она. И Георг смеялся, наблюдая за нами.

…А вдруг я все-таки ошиблась, оттолкнув его?

Я прильнула к стеклу лбом, чтобы отсюда увидеть дверь в комнаты барона. Дверь оказалась заманчиво приоткрытой, и оттуда лился слабый свет лампы. Вот чертяка!

Но… даже если путь к сердцу Георга и свободен – как быть с моим собственным сердцем?! Я вполне отдавала себе отчет, что фон Гирс меня интересовал не сам по себе, а лишь как отец Нади. Тот человек, благодаря которому я могу и правда остаться с ней навсегда. Как обещала.

А что до сердца… меньше часа назад мне казалось, что я что-то чувствую к Грише. Что-то непонятное, но теплое и невероятно уютное. Мне было весело с ним, и ему со мной тоже. Мне казалось даже, что в его настрое против брата есть положительные сдвиги! А теперь? Теперь из-за него я считала себя полной дурой. Доверчивой, как первоклассница. Хлопотала за него перед Яшей, упрашивала, выгораживала… сердце сжималось от жалости к нему и, кажется, я готова была это сердце вырвать – лишь бы ему помочь! А он?.. А он мне врал с три короба. Врал, кстати, еще поболе, чем его старший брат. Ну и кто я после этого?

Да-да, решения, принятые после двух часов ночи, никогда не оказываются правильными. Следовало прямо сейчас выбросить все из головы, отправиться спать и хорошенько подумать об этом с утра.

Надо было…

Но я вернулась в столовую и в несколько глотков осушила бокал с оставшимся в нем коньяком. Видимо, чтобы окончательно убить чувство самосохранения. А потом с мыслями, что никакая я не доверчивая первоклассница, что я разгадала его ложь, и вообще он еще пожалеет – смело и решительно отправилась в спальню к его брату.

Глава 17. Ветер перемен

Проснулась я поздно. Ночь – бессонная, полная изматывающих душу разговоров и идиотских решений, за которые поутру я сама себя крыла последними словами – не прошла бесследно. Чувствовала я себя разбитой.

Ну и да, совершенно верно – проснулась я в пустой баронской постели.

Молодец, Марго. Целых два месяца продержалась. Интересно, это больше или меньше, чем предыдущие гувернантки? А еще мне предстоял путь Серсеи Ланнистер, он же путь позора. Имея из одежды только сорочку-парашют и игривый пеньюар, я должна была пройти через вестибюль, парадную лестницу и детский этаж – в свою комнату…

Мой последний любовник, конечно, мог мне помочь – да хотя бы разбудил затемно, как проснулся сам. Но он этого не сделал. Он даже дверь в спальную не потрудился запереть: как была, голая, косматая, на смятых простынях, я предстала перед Глашей, вошедшей сюда запросто.

Глаша, кстати, ничуть не удивилась.

– Проснулась, красавица? – хмыкнула она многозначительно. А потом накинула на спинку стула какое-то из моих платьев. – Сейчас горничные явятся для уборки, давай-ка, дорогая, поторопись – а то на весь дом прославишься.

Кажется, такого унижения я за всю свою жизнь не испытывала…

Но больше всего я пеклась о том, чтобы Надя ничего не узнала. Она, конечно, ребенок, но ребенок не по годам смышленый. То вбила себе в голову, будто я влюблена в ее папочку – так еще и станет надеяться, что сделаюсь ее мамочкой. Новой баронессой фон Гирс.

А я… я уже сама не понимала, чего хочу. Мне было страшно оттого, что я натворила этой ночью – и еще более страшно за то, как будет вести себя со мной Георг, когда вернется. До ужаса страшно.